Начало тут.
Капитуляция, денацификация и полный отказ от армии
Политическое и этическое поражение России в войне против Украины это не эпизод, а момент истины, в котором обнаружится не слабость армии, а пустота и преступность самой имперской идеи. Эта война была почти неизбежной, почти математически выведенной из всей предыдущей русско-кремлевской идеологической конструкции, ведь империя всегда приходит к моменту, когда её силовая машина перестаёт служить защите и начинает служить себе. В этот момент она и обрушивается. Распад Российской Федерации произойдёт не на фронте, а в признании того, что идеология централизованного превосходства мертва, ровно как смерть коммунистической идеи угробила СССР. Политико-тактическая победа Украины, даже при технической временной потере части территорий есть демонтаж глубокой кремлевско-лубянской правящей парадигмы, в которой армия является сакральным ядром государства. Поэтому новый субъект, возникший из её обломков, не может сохранить армию, потому что армия ведь не просто структура, а психоз, навязанный как средство удержания территорий, ресурсов и поддержания страхов соседей.
Конфедерация Московия возникнет как следствие технической, даже если и не озвученной никем, капитуляции: ни мирного соглашения, ни компромисса не будет, а будет признание поражения по своей сути. Это поражение будет не в том, что иностранные войска войдут в Москву, просто она утратит право командовать, и с этого момента вектор перевернётся. Вся конструкция власти может быть демонтирована под наблюдением альянса внутренних и международных институтов. Вооружённые силы будут ликвидированы, ядерный арсенал выведен под контроль ООН или специального международного режима управления, генштаб распущен. Взамен останутся службы гражданской обороны и международные наблюдательные миссии, как в послевоенной Германии, Боснии, или Камбодже – не временно, не переходно, а институционально. Будет введён жёсткий запрет на воссоздание армии, и не потому, что "это мешает экономике", а потому что на этой территории армия перестала быть инструментом обороны и стала символом репрессий, агрессий, фальсифицированной гордости и милитаристской лжи. Если оставить хоть одно армейское училище, то вернётся парад и построения на плацу, оставить парад – вернётся культ Победы, вернётся культ Победы – вернётся война. Поэтому никаких "героев", "доблестей", никаких "деды воевали" и "мы защищали", и Конфедерация Московия не будет продолжением войны – ни в символах, ни в архитектуре, ни в учебниках. А победа во Второй Мировой Войне была ведь общая, в том числе тех стран, которые и сегодня не входят в состав России, кто был в СССР – как Украина, Грузия, Армения и Азербайджан, и кто был союзником, как США и Великобритания... И именно это и будет главной победой без войны и армии, фактически, новой формой существования. Потому что суверенитет России всегда означал право убивать своих и чужих, а не право защищать.
Кто-то скажет: это невозможно, но вот Германия после 1945 тоже "никогда" не могла отказаться от армии – тем не менее, отказалась и стала самой устойчивой демократией Европы и 3-й экономикой мира, в частности потому, что признала: армия это больше, чем танки, это цельный нарратив, который надо изничтожить. Конфедерация Московия должна начать свою историю с полной военной пустоты, с тотального разоружения перед соседями, Европой и миром. И, может быть, именно в этой пустоте и будет первый шанс на настоящий мир в Европе, переопределившей себя именно таким спасением через распад империи.
Устойчивость и региональная динамика
Экономическая и экологическая устойчивость будет лежать в основе долгосрочной жизнеспособности КМ. Москва и Питер могут превратиться в технологические хабы с высокой концентрацией производства а-ля Тайвань и Сингапур, и мощным финансовым сектором по типу Швейцарии или Нидерландов. Экспорт химической продукции Волгограда, использующий его промышленную базу, и устойчивое рыболовство в дельте Волги укрепят местные экономики, сокращая неравенство между городом и деревней. Калуга, Владимир и Рязань инвестируют в экологически чистые отрасли – переработку отходов, экологичное производство – решая проблему ухудшения состояния окружающей среды, унаследованную от индустриализации советских времен. Проекты в Твери по использованию возобновляемых источников энергии, поддерживаемые грантами ЕС, сократят выбросы углерода, что соответствует глобальным климатическим целям. Старинные русские города "Золотого кольца", имеющие сильный промышленный потенциал, будут процветать, в том числе, благодаря туризму.
В социальном плане технологический сектор Москвы и промышленные рабочие места в Нижнем Новгороде и других миллиониках удержат молодежь, сократят утечку мозгов, в то время как культурные инициативы в Вологде, Владимире, Ярославле и Великом Новгороде сохранят региональное наследие, воспитывая гордость за особенную местную идентичность русских. Рынок труда конфедерации, поддерживаемый населением, сопоставимым с ЮАР, будет являться движущей силой инноваций и роста. Децентрализованное управление гарантирует, что такие регионы, как Псков, расположенный недалеко от стран Балтии, и Смоленская область, граничащая с Беларусью, удовлетворят местные потребности (сельское хозяйство в Пскове, торгово-логистический хаб в Смоленске), одновременно способствуя национальной стабильности, что сделает КМ похожей на устойчивость регионального баланса ЮАР после апартеида.
Одним из важнейших инфраструктурных проектов КМ может стать тотальная перестройка топологии электросетей, а также сетей отопления, водоснабжения и водоотведения по европейскому образцу, или возможно, превосходящего его. Другим таким проектом может стать мультимодальный транспортно-логистический коридор Москва-Питер с зоной притяжения в 35 миллионов человек, который сделает эти регионы экономически процветающими и утвердит самодостаточность КМ.
Место в глобальном мире
Московия в ООН займет нейтральную международную позицию австрийского образца, интегрируясь с ЕС в качестве буферного государства между странами НАТО и бывшими советскими сферами влияния. Посредничество ООН позволит снять напряженность с соседями – Беларусью, которая станет членом ЕС и НАТО, и Украиной (также войдет в ЕС и НАТО) по поводу демаркации границ, в то время как силы ООН обеспечат безопасность ядерных арсеналов, снижая риски несанкционированного распространения ЯО. Инвестиции ЕС в инфраструктуру Волгограда, Самары, Костромы, Смоленска и японское технологическое партнерство в Астрахани отражают глобальные экономические связи ЮАР, обеспечивая их жизнеспособность. Размеры Московии и ее диверсифицированная экономика обеспечит баланс между городскими центрами (Москва похожа на Боготу) и региональными преимуществами (Самара похожа на Медельин).
По численности населения и экономическому профилю конфедерация будет напоминать Испанию, где децентрализация и интеграция в ЕС поддерживали устойчивость демократии и рост экономики после Франко. Отдавая приоритет дипломатии, а не реваншизму, КМ переопределит свою роль, отказываясь от имперских амбиций и превратится в крупного регионального игрока, готового к сотрудничеству и поддерживаемого глобальными институтами и инфраструктурными коридорами торговли. Положение между Европой и Азией утвердит КМ в качестве буфера между Европой и растущими амбициями Китая, Турции и непредсказуемых режимов Афганистана, Пакистана и Центральной Азии.
Язык, гражданство и архитектура доверия
Русский язык в Московии останется, не исчезнет он ни из Вологды, ни из Симбирска, ни из Пскова. Но он больше не будет оружием, не будет оправданием "влияния", "зоны интересов", "геополитического присутствия". Он утратит свою агрессивную легитимность, перестанет быть языком войны и, быть может, впервые станет просто языком – общения, торговли, технической координации, литературы без злобных претензий на единственность. Аналогично и в других частях России, самоопределившихся без Москвы, русский язык будет значительной частью языкового ландшафта, но скорее по примеру Испании, на материнском языке которой говорят ее бывшие колонии (более 20 стран), и не станет более инструментом консолидации и насилия. Кремль десятилетиями отравлял саму идею языка: если говорят по-русски – значит, это "русские", значит, это "наше", и где бы не находились эти наши – на Кипре, в Израиле, в Украине или в Эстонии, они лишь холопы Москвы. В этом была не только ложь, но и культурное рабство. Русский язык был не инфраструктурой, а скорее колониальным радиоактивным следом, и именно поэтому он должен быть освобождён не от других, а от самого себя. Потому что язык – это не право на территорию, а просто средство.
И в то же время именно он, благодаря своей глубокой укоренённости, позволит Конфедерации Московия не рухнуть, останется языком межрегиональной коммуникации. Но при этом региональные языки вернутся – не как "традиция", а как политическая реальность. Татарский, марийский, калмыцкий, чувашский, эрзянский, мокшанский, удмуртский, и десятки других будут восстановлены как полноценные каналы образования, судопроизводства, СМИ, парламентской и муниципальной работы и не как жест милости, а восстановление того, что даже Советский Союз, при всей своей лживости, инстинктивно признавал. Кто сегодня помнит, что в каждой союзной республике школьные дневники имели единую форму и внешний вид, но печатались на двух языках – русском и национальном? А свидетельства о рождении? Даже диктатура коммунистов тогда понимала, что полное стирание языка есть путь к восстанию, хотя в поздней РФ это забвение стало стратегией и программой. Не многие помнят, как в Татарстане выдавались российские паспорта с республиканской вкладкой, как были национальные институты включая Центробанк Республики и как они были все постепенно уничтожены Кремлем. Теперь это будет отменено, а будет введено двуязычие на уровне регионов, с правом на местную языковую политику и не как этнографическая поблажка, а как структура доверия, потому что доверие начинается с языка, на котором к тебе обращаются без насилия.
Но даже это не суть, а суть в том, что гражданство Конфедерации Московия перестанет быть актом подчинения, станет актом этического выбора: не ты подданный государства, а государство ответственно перед тобой, не ты должен доказывать лояльность, а государство обязано заслужить твоё доверие. Это переворот, которого не смогла совершить ни одна версия России за последние триста лет, и гражданство в КМ не будет построено на этничности, происхождении, великодержавной иллюзии или символике, а будет строиться на структурах доверия – выборы с международным наблюдением, независимые суды (формируемые снизу) и прозрачные бюджеты, распределяемые на местах избранными парламентами. Не потому, что авторы "верят в демократию", а просто потому, что после сломанной страны другого способа жить не осталось, как бы мы сейчас не полемизировали о понятии демократии, как определения или концепции. Конфедерация не будет набором регионов, а соглашением о том, что центр больше не имеет права врать, что сила больше не оправдывает язык, что паспорт не святыня, а многосторонний договор, и если он нарушен, то гражданин должен иметь право сказать: я больше не с вами. Такие попытки были после крушения СССР, но все были задушены Москвой.
Десакрализация империи
Одна из величайших деформаций, произошедших в России за последние десятилетия, состояла в симбиозе РПЦ, Кремля и Лубянки, и превращении их в инструмент государственной идеологии, которую мы назвали идолология. Православие, некогда воспринимавшееся как духовная ткань русской жизни, сегодня стало смертославием, простым придатком военной машины, парализованной структурой, отказавшейся от Евангелия в пользу "укрепления суверенитета" и "борьбы с иноагентским сатанизмом". Московский патриархат, аккуратно собранный в XX веке из фрагментов Киевской митрополии, зарубежных приходов, диаспор и административных интриг, трансформируясь со сталинской религиозной реконструкции времен Второй мировой войны, к 2020-м окончательно превратился в кремлецерковную ФСБ с литургиями под грифом "секретно". Но смерть идолологии как вида государственной власти и религии будет не реформой, а распадом, и она неизбежна, потому что те, кто служат власти, исчезают вместе с ней.
После распада Российской Федерации религиозное поле разомкнется и возникнет разрыв, который не удастся залатать собранием архиереев или выделением новых дотаций на свечной заводик в Ярославской области. Вместо единой контрольной "духовной скрепы в голову" откроется плюралистическое пространство, в котором, наконец-то, вера перестанет быть функцией и подразделением госбезопасности. Православные епархии и митрополии – Санкт-Петербургская, Ярославская должны получить возможность выйти из-под кремлевской версии этой квази-религии и обрести настоящую автокефалию. Украина, наконец, закрепит логичную и изначальную независимость своей церкви не только формально, но и геополитически. Зарубежные приходы от Балкан до Америки либо окончательно порвут связь с московским центром, либо вернутся к Константинопольскому руководству, совершенно не изъеденному имперством, то есть КМ в постимперском формате не будет иметь церковной монополии, и это не трагедия, а лекарство, обеспечивающее выздоровление.
То же произойдёт и с исламскими институтами: Духовное управление мусульман (ДУМ), выстроенное Кремлём для контроля над уммой, рассыплется, на смену ему придут сети независимых муфтиятов, связанных с международными образовательными центрами – с Турцией, Саудовской Аравией, Египтом, а где-то – с Ираном. В Татарстане ислам снова станет политическим языком региональной субъектности, а в Башкортостане – опорой для правового сопротивления имперскому мышлению.
И даже буддизм, давно стёртый с карты кремлевского сознания, снова заговорит – в Калмыкии, в Бурятии, в Туве, где память о Чингисхане, Будде и национальной идентичности была задавлена русифицирующим проектом. Монголия, Тибет, Китай, буддийская Япония дадут альтернативные культурные векторы, и то, что раньше считалось маргиналией, станет новой точкой религиозно-национальной сборки.
Именно в религиозном освобождении будет происходить главный этический перелом – отказ от государства как квазирелигиозного тотема, от религии как пропаганды, отказ от силой насаждаемых "пастырей", которые благословляли пытки, войны, бомбардировки, и конечно, в полном отказе от кремлевских идолов. Конфедерация Московия не станет светским государством в агрессивном французском смысле, а будет плюралистической, открытой к различию, к децентрализации, к отсечению сакрального от фашизоидного.
Память как угроза: отказ от преемственности и политическая честность распада
Один из самых циничных приёмов российской пропаганды последних десятилетий это стирание самого факта распада "страны, которой нет". Кремль последовательно, год за годом, делает вид, что СССР не развалился, а просто... сменил вывеску, а Россия и есть СССР, что именно она была победителем в 1945-м, пережила холодную войну, а значит именно она – исторический субъект, наследник всей глобальной тяжести XX века. И если кто-то посмеет усомниться – сразу заговорят о "правопреемстве", о "единстве судеб", о "неразрывной государственности".
Но всё это тотальная ложь, которой уже завидуют персонажи романов Оруэлла, и в глубине системы это прекрасно понимают, что если однажды уже развалились, а значит может развалиться снова, "можем повторить". Поэтому сама память о распаде СССР считается опасной, и её нельзя допускать в школьные учебники, а надо заменить мифом о "великой России", о "продолжении", о "возвращении домой" или "исторической ошибке" на худой конец, отрицая право на самоопределение народов. Кстати, даже право "на самоопределение народов" было превращено Кремлем в оружие, если внимательно посмотреть на "референдумы" в Крыму, Донецке и Луганске, в других местах. Отрицая их в одних случаях, вводя уголовные статьи в одних регионах, эти инструменты легко используются как вполне легитимные в других. Именно здесь и появится Конфедерация Московия – вовсе не как новая Россия, а как анти-Россия, не как реставрация, а как признание того, что дом уже рухнул, и строить новый можно только на месте расчищенных руин. КМ не будет преемницей РФ – ни юридически, ни идеологически, ни ментально, не будет брать на себя ответственность за преступления Кремля, не будет праздновать особенную "победу" во Второй мировой, не будет присягать прошлому, потому что в этом и есть главная угроза – в продолжении, в преемственности, в иллюзии, что можно сохранить что-то из этого ада, просто перекрасив стены или надев на голову шапочку из фольги.
Московия – это разрыв, и не просто политический, а памятный, нарративный, символический, где вместо музеев "воинской славы" будут музеи памяти, боли, насилия, геноцида, холокоста, устраиваемых Кремлем на протяжении многих веков. Вместо "героических парадов" будут публичные слушания, открытые архивы, стирание лжи, потому как именно в этом и есть этика отказа от имперского мышления, не в том, чтобы сказать: "Россия была плохой", а в том, чтобы не допустить повторения страшного паттерна ее поведенческих действий, которые сначала привели к распаду СССР, и которые теперь приведут и к распаду России.
Государство, пережившее развал как результат системного проигрыша, историческую капитуляцию, больше не может называть себя "великим", оно может быть только честным. Именно поэтому КМ не будет объединяться вокруг победы, героизма или прошлого величия, а будет объединяться вокруг будущего, которое возможно только при полном разрыве с прежней антропологией кремлевских антропоморфных чудищ. Того будущего, где быть гражданином – это не носить флаг, а нести ответственность, где быть государством – это не иметь врагов кругом по территории и вглубь по всей истории, а иметь память. Конфедерация Московия не станет "лучшей Россией", не будет претендовать на наследие флагов, гимнов, вооружений и судеб, ни один документ не начнется со слов "мы – наследники, правоприемники"... Она не будет "новой надеждой для великих наций и этносов, которые научились жить по-новому вместе", а станет жестким, но честным следствием распада – и потому, впервые, шансом на другое трудное и свободное существования русских, если они вообще этого достойны.
Исторические параллели и демократический горизонт
Для обеспечения модели своего создания и перерождения из агрессивной имперскости РФ Конфедерация будет опираться на исторические прецеденты. Распад СССР в 1991 году, когда экономический крах и националистические движения привели к фрагментации империи, представляет собой прямую параллель с борьбой Татарстана за суверенитет в 1990-х годах, предвосхитившей сегодняшнюю региональную автономию. Федерализм Германии после 1945 года, навязанный союзниками, является отражением демократизации КМ, проводимой ЕС/ООН, гарантируя ликвидацию авторитарного наследия ФСБ посредством правовых и институциональных реформ. Насильственный распад Югославии (1991-2001 гг.) служит серьезным предостережением от ошибок, подчеркивая необходимость посредничества ООН для предотвращения этнических конфликтов в таком сложном регионе, как Северный Кавказ, управление которым будет поделено между ООН, ЕС, Турцией и Азербайджаном.
Приняв плюрализм, региональное управление по типу мощных земельных правительств ФРГ и глобальное сотрудничество, Конфедерация Московия способна доказать, что распад империи может породить не хаос, а освобождение подавленного Кремлем потенциала. Из полураспада Российской Федерации Московия выйдет как устойчивое, демократическое государство, свободное от имперского ига, предлагающее своим регионам и соседям будущее, не обремененное кровавым тоталитарным прошлым. Опять же, конкретные механизмы денацификации России, этногенез, функционирование протекторатов и управление рисками единства ядерного комплекса будет предметом нашего отдельного рассмотрения.
Нам представляется, что ни "хорошие русские", ни ответственные эмигрантские "зарубежные центры" (Берлин, Париж, Лондон, Вильнюс, Хельсинки, Нью-Йорк и т.д.), вероятно сознательно (как и "поставивший точку" в этом вопросе Владимир Милов) не ведут этот давно перезревший разговор, не открывают дискуссию о вариантах распада России, что нельзя объяснить только получаемыми от западных источников грантами, но вполне хорошо объясняется их инфильтрацией агентами Лубянки, Ясенево и Хорошовки. Кстати, Запад, и в первую очередь США, никогда себе не признавались о приближении распада СССР, считая, что как минимум управление ЯО уже точно должно остаться на совести Союза любой ценой. Хотя, конечно, были и обсуждения, и трезвые голоса, например, главы офиса по управлению и бюджету администрации Дж. Буша старшего Ричарда Дармана (не даром после ухода из Белого дома он стал управляющим директором The Carlyle Group). Те же страхи, один-в-один, сегодня парализуют волю Запада, когда там говорят о распаде России. Наверное, уже пора прекратить прекраснодушные размышления о возможности выхода последней территориальной империи мира из самой себя, без обрушения всего остального мира. Ведь один раз получилось, получится и второй раз. Надо повторить.
